Наверняка в лунном свете улыбка человека, уходящего вверх по едва заметной в зарослях барбариса и диких абрикосов дороге, выглядела дико. А когда позади с интервалом в несколько секунд прогремели два взрыва, он засмеялся. Трое из четверых отправились туда, где им и место — в ад.
И как вскоре ляжет фишка последнего — Рамона, он знал точно.
Алекс был уверен, что на побережье его давно забыли. Да и был ли смысл помнить какого-то парня, разделавшегося в состоянии аффекта с неверной любовницей? Причем, умудрившегося при этом потерять около её трупа вещицу, которую без труда опознали все его приятели. Прекрасный пример человеческой глупости, более ничего. И только Алекс знал, примером какой подлости стал в его жизни втоптанный в песок черный крестик на порванной тесьме.
В ту ночь он напивался молча, потому что просто не мог говорить о том стыдном, что в запале крикнула ему Саша. Быть рогоносцем в их семье считалось самым страшным позором. И пусть эта русская не была ему женой, но она жила с ним, спала с ним и шептала ему по ночам слова любви. И в это же время… До него и после него — пусть, а вот одновременно — унижение, которое вполне достойно смерти.
Некоторое время он даже жалел, что не он сделал это, раз уж расплачиваться все равно пришлось ему. И только спустя несколько лет четко понял, что не такой уж это и позор на самом деле. В конце концов, Саша была честна с ним в тот последний вечер. С ним, и ещё с тем, от кого ждала ребенка.
Этот факт мусолили в судебных заседаниях — он одновременно отягощал обвинение и служил неким моральным оправданием для неудачливого убийцы. Мужчины понимали, каково это — узнать, что подруга беременна от другого. Даже экспертизу специально провели — нет, неродившееся дитя было не от Алекса. Он выслушал заключение спокойно, он и так знал. Но вот от кого — стало ему известно лишь год назад.
Ах да, тогда его звали вовсе не Алекс.
И вскоре тоже будут звать по-другому.
Как — он пока не решил.
Может быть — Рамон? Это имя, несмотря ни на что, ему нравилось.
Ведь матери называют детей, ещё не зная, кем они станут, когда вырастут.
Он достиг вершины холма, который тут гордо именовали горой. Отсюда мир казался девственно-прекрасным — солнце всходило над заливом, и отсутствие облаков в лиловом небе обещало жаркий день. Две рыбацкие шхуны и небольшая яхта дремали на рейде.
Алекс любовно погладил кожаные ножны. Отцу неродившегося ребенка Саши сегодня удалось слегка изменить его планы. Правда, сейчас его обугленные останки извлекают из ущелья, но ему был назначен не такой конец.
А вот удачливому красавчику Рамону знакомства с теплым от близости тела охотника ножом избежать не удастся. Это его собственный выбор, сделанный тринадцать лет назад. Берману тогда очень не хотелось становиться отцом, тем более что его собственная жена была ещё жива и вполне здорова. А попасть в центр судебных разбирательств с установлением отцовства и последующим неизбежным разводом для адвоката означало если не крест на репутации, то потерю большей части клиентов. Таковы нравы на побережье.
Пронырливый Рамон, хорошо умеющий только вынюхивать, прикинул, сколько он может на этом заработать, и предложил Берману выход из ситуации. Наверняка план они сочли безукоризненным. Напоить Алекса, вытащить из фарфоровой шкатулки крестик — для этого сыну араба и испанки особых талантов не потребовалось. А воткнуть нож в грудь Саши, в то место, где притаилась маленькая родинка цвета охры, способен был и сам Берман. Самым простым было договориться с судьей и прокурором.
А потом… Потом оставалось только вытянуть из жертвенного ягненка все, что можно — деньги, дом, машину. И вдобавок насладиться его бессилием и отчаянием.
Вот только одного они не учли — пожизненное заключение не означает невозможность снова обрести свободу. А из ягненка со временем может вырасти зверь.
Алекс потянулся — с наслаждением человека, хорошо выполнившего работу, и по змеящейся между камней тропинке неспешно двинулся вниз. Город он обойдет стороной и вернется сюда только через пару месяцев. Этого времени будет достаточно, чтобы Рамон вначале стал осторожен и пуглив, а затем слегка расслабился. У каждого интригана и манипулятора всегда есть один грех — он уверен в том, что уж им-то манипулировать невозможно.
На этом он и будет пойман.
Поравнявшись с заброшенным виноградником, Алекс с сожалением посмотрел на крошечные зеленые кисти, прячущиеся под листьями. «Изабелла» пока только давала завязь. Он вернется сюда, когда ягоды начнут осыпаться.
Вернется, чтобы начать новую охоту.
Говорит о том, что какой-то важный этап внутреннего становления очень удачно подходит к концу. Предлагает совершить усилие и перейти на новый уровень (не следует забывать, что Принцесса Чаш курирует внутреннюю работу, состояние сознания, эмоции).
Предостерегает от душевной ленности и самодовольства. Призывает не слишком полагаться на талисманы и не увлекаться ритуалами — о чем бы ни шла речь в каждом конкретном случае.
Будучи живой девушкой, Принцесса Чаш оказывается сущим ангелом, этакой Золушкой, которая способна молча, терпеливо делать свое дело. При этом у нее легкий характер — чувственность, нежность, эмоциональная свобода; зависть и ревность ей, как правило, совершенно чужды. При наихудшем раскладе она может оказаться ленивой и чересчур самовлюбленной — только-то.